В средневековой системе капитал был слугой человека, а в современной стал его хозяином.
/Эрих Фромм/
Внимание, понимание, признание, — вполне логично, что творческий человек этого желает, в современных капиталистических условиях: больше спрос — больше доход и больше денег — больше возможностей, но все это хорошо как следствие, но когда самоцелью является мнение о себе, желание величания себя любимого, то получаем до боли знакомое:
Равнение на посредственность, как главная видимая особенность эпохи нового средневековья — нашей реальности.
Современному творческому человеку мало достатка: хочется славы, быть властителем умов и деньги понимаются уже как само собой разумеющееся (что непременно даруется: за броский, лишенный всякой зрелости и характерности, «голос из толпы»), в итоге получаем тленную — лишенную всякого смысла — деформацию профессиональной деятельности:
Ищем самый простой способ побыстрее и потеплее устроиться, а каким путем — то неважно.
Забылись ярлыки-отметки: профессиональный, независимый, эпатажный, — на их место еще со скрипом, но уже пробивается универсальное и знакомое каждому слово — популярный, но его происхождение (можно узнать об этом из Википедии) не оставляет сомнения, что строчки из дневника Ролана Быкова можно воспринимать как предостережение:
«Популярный — не значит талантливый, потому что он может быть и бездарен; популярный — это не значит хороший, ибо он может быть и плох. Популярный — критерий массовой культуры, где доминанта — мода. Это слово так в старину не употреблялось: и это не «любимец публики», это другое.
То же и о популярных жанрах, спектаклях, поэтах. Тут определяется не качество, не содержание, не близость к Олимпу — тут определяется известность, мода и т. д.
Известный значит популярный, хотя и не всегда. Пользуется успехом — вот точная фраза, которая оценивает лишь результат, как конечный итог, как факт, но не высоту, не существо сделанного в искусстве.»
Сиюминутный успех — это ли смысл пребывания на ниве искусства? Допустим. Но именно в «одноразовых звездах», «хайпах», мы все реже видим: порядочность, подлинное искусство. С некоторой горечью, хочется спросить, и себя, и своего собеседника:
Ты и впрямь себе такого желаешь?
Общественное мнение необъективно и непостоянно, и фотографу полезно учиться не мнить о себе, и из себя, но стремиться с одинаковым душевным расположением принимать и похвалу, и поношение, поскольку иначе, привыкая радоваться похвале и огорчаться упрекам, мы будем непрерывно ощущать внутри себя пустоту, просто иногда более острее, а иногда — менее. Об этом очень доступным языком написано в одном из Слов Паисия Святогорца:
— Геронда, почему я ощущаю внутри пустоту?
— Это от тщеславия. Когда мы стремимся возвыситься в глазах людей, то ощущаем внутри пустоту — плод тщеславия. Ведь Христос приходит не в пустоту, а в сердце обновленного человека. К сожалению, часто люди духовной жизни стремятся приобрести добродетель, но еще хотят иметь и что-то, что питало бы их гордость, — общественное признание, привилегии и т. д. Так у них в душе появляется пустота, пустота тщеславия. Нет полноты, нет сердечной радости. И чем больше в них растет тщеславие, тем больше увеличивается пустота в душе и тем больше они страдают.
Внимательное зрение себя помогает замечать ошибки, просчеты. — Именно так появилась на свет известная черта творческого человека: результата всегда мало… Есть за что укорить себя и всегда найдется кого поблагодарить за дружеский совет, за уделенное время. Иной путь — в основе которого компенсация гордостью малоопытности, приводит к известной «картине»:
«…я не берусь судить о нынешнем поколении актерской молодежи, которое я, к сожалению, мало знаю. Но чаще всего резко бросается в глаза несовпадение органики и слов, которые произносит актер. Меня удивляет в молодежи желание быстро что-то получить и способность легко поверить в успех, в свой результат. И завертелось — концерты, бюро пропаганды, автографы, неважно, какие фильмы, — важно, что открытки, успех и т. п. Молодежи созданы все условия, даже постановление партии о работе с молодежью, наставничество, критики сразу поднимают того или иного актера, достаточно сыграть две роли — и уже статья. Я вовсе не хочу вас обижать, и, может быть, я в чем-то ошибаюсь, но в сердце входят только те, кто при хорошей литературе шел не по поверхности, а в глубину.»
— Из книги «Письма сыну», Евгения Леонова. Подставь, вместо «актер», «фотограф» и будет наш день, наша современность, но в то же время — решение «…шел не по поверхности», в котором прослеживается наследие Михаила Ромма, который утверждал:
«Мало снять картину, надо еще быть ее лоцманом. Надо потрудиться, чтобы продолжить ей путь к зрителю.»
Конечно, найти своего зрителя и достучаться до его сердца своими повествованиями — Труд, и будет ТРУДно: нескончаемые соблазны и разочарования, в себе самом, и в понимании тех, с кем некогда был един во мнении, в служении, в понимании результата.
Успех — это сиюминутное признание твоих возможностей, а не индульгенция от ошибок или провалов и уж тем более успех — это не то, что можно накопить и это не то, что освобождает от труда, скорее наоборот: заставляет тебя работать непрерывно (снова и снова подтверждать: оказанное тебе внимание, почет и поддержку) и не бояться вершить суд над самим собой. Это опыт преодоления ловушки собственного Я, игнорируя который можно оказаться в западне:
«Провинциальность — понятие, которое сегодня имеет новую географию: это не Тамбов и уже не под Тамбовом. Сейчас это чаще Москва, «высшее общество», Университет, Академия наук… плюс и Тамбов, и Кинешма, и Монреаль, и т. д. Провинциальность, если это периферийность, отсталость, рутина, бездуховность, — в первую очередь канцелярит, и еще всяческая верхушка. Отвергать все, в чем не смыслишь, — удел провинциала. Он нынче спесив, но так же завистлив и ханжист. Провинциален «Мосфильм», провинциальны Союз кинематографистов, Институт истории кино. У них «своя компания» и свои авторитеты, они все друг друга знают, они все друг у друга на виду, они не могут друг от друга никуда деться…»
— Вновь Ролан Быков и вновь зеркало; на примере больших систем, таких как кинематограф, легче понять участь, постигшую наши фотоклубы (онлайн-сообщества и бизнес-объединения ради взаимного продвижения) и заложников системы чинопоклонения (где стремление выйти за пределы обозначенного «фарватера» воспринимается не как стремление пройти испытание успехом, а как предательство интересов тех, кому ты обязан этим самым успехом).
Евгений Леонов, анализируя ловушку успеха, замечает:
«…быть разборчивым в отношении цели, которую перед собой ставишь, я подчеркиваю — в отношении цели, в отношении творческих задач, какой ценой, какими методами ты их решаешь. Очень распространенная беда — наша неспособность видеть частность в контексте общего, одна роль — в плане творческой судьбы, конкретный поступок — в масштабе всей жизни.»
И эта «близорукость» больно отзовется спустя десятилетия, когда мода сделает виток, и когда придет понимание, что самое страшное для автора в искусстве — самодовольство, которое все отвергает.
Мне нравятся строчки из книги «Хроники Нарнии: Конь и его мальчик»:
— Аслан, — проговорил Игого, — мне кажется, я глуп.
— Счастлив тот зверь, — отвечал Аслан, — который понял это в молодости. И человек тоже.
Столько простоты и глубины, что удивляешься: а почему же мы, взрослые, этого не помним и непрерывно раздуваем свое эго до немыслимых размеров, что порой социальные сети, посты, письма и партнерства его не вмещают, а вся наша жизнь — агония? Уходит понимание, что от нас требуется создание лишь тех работ, за которые мы готовы нести ответственность там — в вечности. И все временные повествования, сиюминутные и тленные «хотелки», не стоят того, чтобы растрачивать на них свое время жизни, свои силы и чье-то внимание… ведь как было в книге Тима Кассера (Быть или иметь…) верно подмечено:
«Если влиятельный человек проповедует материалистические ценности, определенные расходы за это несет все общество.»
И там же:
«…восприятие других людей как равных себе и забота об их благе изначально несовместимы с погоней за личным успехом и чувством превосходства над окружающими. Далее, судя по всему, материалистические ценности заставляют человека трактовать близкие отношения и заботу о других как нечто совершенно бесполезное и не приносящее никакой прибыли, то есть как то, что не принесет ему никакой выгоды. По сути, «…» материалист нередко рассматривает окружающих прежде всего как средство для достижения собственных материалистических целей.»
Опустошенность — апогей раздувания внутреннего Я, деструктивное достижение (лишенное радости), следствие преждевременного успеха, порой мнимого, проплаченного, и такой успех более губителен, нежели длительное непризнание и замалчивание, как верно поняли авторы в прошлом:
«Старый успех, как покинутый, сухой кокон, вроде бы вот он, а тронь — рассыпается в прах.»
Соблазн велик, но круг устоявших — мал, и это проблема, устранение последствий которой и есть служение искусству, и своему народу, — и суть фотографа, как творческой профессии.
Дополнено 17.10.2019
Мир всем, и попутного света на местах фотографических баталий.
Ваш,
Андрей Бондарь.
Добавить комментарий